- Еще не дошли. Энто Сенная прозывается, - проговорила Степанида Антиповна.
Мужчины галдили. Женщины подошли к ним, стали заглядывать; ни одного нет знакомого, даже и тех нет, которые ночевали в одной с ними избе.
- Еще хвастались, а вот мы скорее их дошли, - сказала Степанида Антиповна.
- Што ж они тут стоят? - спросила Пелагея Прохоровна.
- А нанимаются. Этот рынок мужской.
Пелагея Прохоровна придвинулась ближе к мужчинам. В средине их стоял высокий, здоровый мужчина в фуражке и темно-синем суконном кафтане. Он говорил:
- Так ежели тридцать копеек…
- Несподручно, - загалдил народ.
- Харчи чьи? - спросил молодой мужчина.
- Харчи ваши. Так, пожалуй, тридцать пять…
- Нет… Так не годится, - говорил народ и отошел от него, потом рассыпался по углу площади.
Стали сбираться в кучки, в которых говорили:
- Какая, он говорит, работа?
- Полы переделывать, стены штукатурить.
- Далеко отселева?
- Сколько человек-то?
- Нады спросить.
Кучки опять рассыпались, подошли к подрядчику, окружили его.
- Сколько требуется народу?
- Пятьдесят человек, потому кто ежели портит только, тово вон. Ну, так как?
- Ну, а как идти?
- Как хотите, можно и на машине. Отсюда в Царское всего четвертак стоит.
- Пойдемте, бабы, кабы не опоздать, - сказала вдруг Степанида Антиповна и пошла.
Женщины тронулись. Прошли Сенную, перешли Вознесенский проспект.
Впереди и сзади наших женщин шли тоже женщины, по пяти, по две и даже в одиночку.
Сердце забилось сильнее у Пелагеи Прохоровны. "Продаваться! - подумала она. - Что-то будет, что-то будет".
Вот и площадь. По левую сторону каменные давки - здание, похожее на гостиный двор, с подвалом, в котором тоже устроены лавки, которые тоже отворяют торгаши, а некоторые уже вывешивают на двери веревки, бечевки, шлеи, дуги с колокольцами и без колокольцев. Впереди от Старо-Никольского моста стоит несколько женщин с узелками.
Поравнявшись с собором, женщины усердно помолились на него и потом подошли к женщинам, оглядели их, поклонились им; те тоже оглядели вновь пришедших и слегка кивнули головами.
Пришедшие остановились.
- Вы подальше от нас! - сказала одна молодая женщина из прежде пришедших и тронула за руку Степаниду Антиповну, желая ее отвести.
- Это почему? - спросила сердито Степанида Антиповна тронувшую ее женщину.
- Потому, ты нам не компанья.
- Я тебе покажу компанью… Вот и видно, что из новеньких.
- Как бы не так! Вот тебя так и по облику видно, што калужская луковица!
- Ах, ты, подлая! Может, ты калужская-то, а я вовсе не калужская, а питерская.
- Оно и заметно.
- Двиньтесь, бабы, плотнее, - крикнула храбро Степанида Антиповна своим одноночлежницам и толкнула назойливую бабу.
Баба рассвирепела, обозвала Степаниду Антиповну воровкой. Женщины заголосили и едва не вступили врукопашную, но к ним подошел городовой, стоявший доселе как статуя. Он подошел медленно, как будто каждый его шаг стоит больших денег, остановился против женщин и тупо-флегматически стал смотреть на них.
Степанида Антиповна и ее противница двинулись к городовому, за ними двинулись и женщины.
- Она меня обозвала! - закричала Степанида Антиповна.
- Она воровка… В узлу у нее воровские вещи.
- Ее надо за это…
- Кто ты есть такая, позволь тебя спросить! Ты не раз в части сиживала…
- Ну-ну!!. Молчать! - проговорил начальническим тоном городовой.
Женщины заголосили, но городовой начал легонько толкать женщин, говоря:
- Што на дорогу стали! Становитесь в угол! Пошли, пошли!.. Я вас!
Женщины попятились. Городовой пошел дальше и стал распекать женщин, продающих хлеб, за то, что они выдвинули столы очень близко к дороге.
Женщин прибывало больше и больше. Они приходили или кучками, или в одиночку, большею частью с Сенной площади. Приходили сюда и от церкви Покрова, и от Фонтанки по Крюкову каналу, но это были женщины, отошедшие от мест в Петербурге; они приходили даже без узелков, - значит, у них были знакомые, у которых они оставили свои вещи. Все вновь пришедшие протискивались в кучу или становились отдельно, недалеко от столиков, или пристраивались к чугунной решетке, в угол, при впадении Екатерининского канала в Крюков канал.
Некоторые из них нашли знакомых.
- И ты здесь? - спросила женщина Пелагею Прохоровну, дергая за рукав.
Та обернулась, посмотрела на женщину: где-то видела, а не припомнит.
- Не узнала? А узнала ли ты Питер? - спросила снова женщина, улыбаясь.
- Ты у той, что с кабатчиком ругается? - спросила Пелагея Прохоровна женщину.
- Будь она!.. Штоб ей… Жаль, што она не подавилась кофеем.
- Што так?
- Да так! Всю ночь спать не дали. Сперва к ней любовник пришел, бить ее зачал, нас стал гнать. Просто беда! Спасибо, мужики защитили: связали ее любовника. Потом полиция: подавайте паспорта! Ну, подали; записал всех и паспорта возвратил… Всю ночь не спали.
- А вчера где спали?
- Тут, на Сенной… Тоже не приведи царица небесная. Если все говорить, што там делается, волосы дыбом встанут.
И женщина отошла к другой, знакомой ей женщине.
Пелагея Прохоровна подошла к Крюкову каналу и стала смотреть на медленно подвигающиеся с Фонтанки барки с кирпичом, углем и дровами. Интересного в этом для нее было немного, и она присела на панель, устроенную около решетки.
К ней подошла одна из женщин, ночевавших с нею первую ночь.
- Здравствуй. А мы думали, ты уж померла.
- А што?
- Да вот на том постоялом, где мы сегодня ночевали, двоих мужиков в больницу взяли, потому, говорят, с ними холера. И холера эта, говорят, от огурцов да от водки приключилась с ними.